Митька вздрогнул от неожиданности, повернулся к Кроху.
– Сколачивают.
– А у тебя, Дин, уже и поджилки трясутся?
Глянул спокойно на Марка:
– Да нет, как видишь.
– Ты прям как дружок твой, – скривился Марк и передразнил: – «Да нет, как видишь».
«Это он про Темку», – догадался Митька. Кольнула обида: так и не успеет узнать, как прожил побратим этот год. Он снова глянул в оконце, вниз, на помост для казни. Не угадать – виселица или плаха. Но, кажется, не расстрел. Если виселица, то прежде Митьку ждет лишение титула. Мундир сорвут, сломают над головой шпагу. Он читал в свитках, что предателя могут поставить к позорному столбу или высечь прилюдно. Заломило в висках, выстрелами ударил по ушам стук топоров. Ну что же, он сам выбрал.
Зашуршало, снова заставив повернуться. Марк сидел, охватив колени руками, и смотрел без насмешки, очень серьезно.
– Это для меня.
Митьке показалось, что он ослышался.
– Ну чего уставился? Говорю же – это для меня. Король обвинил меня в предательстве. – Марк неожиданно расхохотался, повалившись спиной на стену. – Хотя вот были бы шакальи шуточки, если бы для нас обоих! Одновременно! – еле выговорил он. – Хотел бы я посмотреть на рожу Торна в этот момент. – Крох оборвал смех прежде, чем Митька успел оказаться в шаге от него. Сказал, потемнев лицом: – Впрочем, он был бы слишком занят твоей казнью. Не оценил бы всей иронии, – на этот раз усмешка вышла натянутой.
Загремел замок; лейтенант, чуть пригнувшись, заглянул в комнатушку.
– Княжич Дин, – мотнул головой, приглашая следовать за ним.
Прошли через три комнаты, увешанные коврами. Душно; эссенция острой даррской гвоздики пропитала шерсть и дорогие ткани. Новые жильцы принесли с собой запахи пороха, железа и пота. От получившейся смеси закружилась голова.
По скрипучей лестнице с причудливыми, но уже источенными жучками перилами поднялись на второй этаж, в полупустую комнату с небольшими окнами. Там не было ковров, и запахи стали глуше. Два капитана, сидевшие на лавке у стены, прервали разговор. Один поднялся, скрылся за резной дверью. Лейтенант велел стать лицом к стене. Митька слышал, как проскрипели ступеньки под уходящим конвоиром. От взгляда оставшегося капитана зачесался затылок.
Еле слышно приоткрылась дверь. Капитан возник в поле зрения Митьки:
– За мной.
Внутренние ставни были закрыты; на столе у дальней стены горели лампы, и Митька пошел на свет. Эдвин сидел в кресле, вполоборота; поставил руку на подлокотник и оперся подбородком на ладонь. Был еще кто-то, но громоздкая фигура почти не различалась в том темном углу, где устроился гость. Уважаемый гость – на неубранном столе поблескивали позолоченные кубки с инкрустацией, стояли пыльные бутыли с вином и изысканные закуски.
Митька приблизился к Эдвину, опустился на одно колено. «Мой король!» – хотел сказать он, но вышло:
– Ваше Величество, княжич Дин из рода Орла.
Эдвин переменил позу и посмотрел на Митьку. За год войны король почти не изменился, разве что морщины у глаз стали глубже.
– Встань.
Митька поднялся. Без родового меча – да что меч, шпаги и той нет! – он чувствовал себя как в бархатных штанишках младенца.
– Сядь, поужинаем.
Митька склонил голову:
– Спасибо, Ваше Величество, но пленников и так вряд ли морят голодом.
Король еле заметно вздохнул. Княжич не шелохнулся: нет, он не вправе принять такую милость.
– Я ждал тебя.
Эдвин взглянул на гостя. Митька не решился повторить его движение, только когда прозвучал приказ: «Повернись», – княжич оглянулся.
Тур Весь! Дядя ободряющее улыбнулся, но не подошел. Пить вино с королем – большая честь для иноземца, но это не дает права вмешиваться. Митька снова посмотрел на Эдвина: а ведь если тур здесь, то… Слова выскочили раньше, чем княжич успел додумать:
– Ваше Величество, я не лгал о встрече князя Кроха и князя Шадина. Милостью Матери-заступницы клянусь.
Эдвин чуть приподнял брови: обычно клялись покровителем. Наверное, стоило повторить слова князя Дина про предателя, но так противно было выгораживаться, так невозможно ссылаться на отца, что Митька промолчал.
Король сам налил себе вина. В свете лампы блеснул изумруд в перстне – «монарший виноград». Митька помнил, как привезли его в подарок Эдвину купцы из Вольного союза. Анна потом весь вечер просидела с дорогой игрушкой у камина, ловя гранями отсветы пламени.
– Эмитрий, видит Ларр, я желал другой встречи. А сейчас за тебя – слово князя Наша и попытка, как ты утверждаешь, перейти на нашу сторону. Против – исчезновение из дворца, служба князю Кроху, ловушка в Ивовой балке. А еще, Митя, я помню, каким ты был. Жаль, что не знаю, каким ты стал. – Эдвин обвел пальцем королевский вензель на кубке. Скрипнул под туром стул. – Когда-то я относился к тебе как к сыну, которого мне не дал Ларр. Если бы покровитель нашего королевства не послал мне наследника до дня совершеннолетия принцессы, я отдал бы тебе дочь. Могло так статься, что и – власть. Ты мог стать королем, Эмитрий Дин.
Митька глянул удивленно. Он никогда не думал о короне, и Анна ему была скорее сестрой.
– Сядь, Митя, – махнул рукой король.
Как давно он не сидел с Эдвином за одним столом. Последний раз – перед отъездом в Южный Зуб. В Гранатовой столовой собрались королевская семья и семья Динов. Хмельное вино и предвкушение отъезда будоражили, хотелось громко говорить и хохотать над пустяками – и потому Митька большей частью молчал. Эдвин, обычно сдержанный, рассказывал байки времен охоты на разбойника Адвара. Улыбался князь Дин, участник этих историй, тогда – друг принца Эдвина и правая его рука. Смеялась мама, поблескивали белые зубы, качались у щек длинные рубиновые серьги. Королева Виктолия слушала с интересом, приподнимая тонкие золотистые брови, словно удивляясь, что ее супруг позволял себе такие проделки. Принцесса Анна разрумянилась и азартно прикусывала губку в самых острых моментах рассказа.