Орлиная гора - Страница 86

– Я повторяю вопрос: с кем и когда ты должен встретиться?

– Ни с кем!

– Хорошо. Конвой! К палачу.

– Стойте! Да, мне велели прийти еще раз. Но я бы не пошел! Милостью Матери-заступницы клянусь!

– Подробнее.

Слова покатились, как горошины из скользкого кувшина.

Капитан размял уставшие пальцы. Достал платочек, неторопливо оттер чернила. Фальк тупо следил, как белый батист был свернут в аккуратный квадратик и исчез в кармане. Допрос окончен.

– Меня казнят? – крохотная, безумная надежда не оставляла Фалька. Он же рассказал все.

– Это будет решать король.

– Подождите! Я хочу написать ему! Прошу вас, не уходите! Я не хотел, видит Росс-покровитель, я не хотел! Я отслужу!

* * *

И снова грохот барабанов. Все тот же дворик, только выводят уже Фалькия, а князь Лесс стоит среди королевских порученцев, рядом с Темкой, чуть качнись – почувствуешь его плечо. Конвоир – лейтенант с ритуально обнаженной шпагой – подталкивает пленника в спину, тот все время оборачивается и жалобно кривит губы. Марк шел достойно, после пыток и бессонной ночи – а все равно высоко подняв голову и выпрямившись. Темка все время сравнивал и никак не мог отделаться от этого. В то утро он пытался ненавидеть Марка, а сейчас была лишь брезгливость к медленно передвигающему ноги мучнисто-бледному Фальку. Оказывается, можно ненавидеть только того, кто готов умереть с честью.

Барабаны зазвучали глуше. Темка оглянулся на Эдвина – только сейчас заметил неподалеку от короля старика в мундире песочного цвета, с бронзовым Львом на груди. У князя Леднея тряслась седая голова, пальцы сжимали оголовье родового меча, комкая бронзовую ленту. Он смотрел не на сына, а на Митьку – и старческие глаза светлели от ненависти. Княжич Дин стоял рядом с ладаррским летописцем, странным казался Митькин мундир без шевронов: уже не мятежник, но и не вассал короля.

Фальк приблизился к отцу, волоча ноги и глядя в землю. У старого князя дернулась щека, когда он достал меч из ножен и положил на ладони сына. Теперь через двор, через строй взглядов – к королю.

Шаги в тишине. Отблески солнца на клинке. Рокот барабанов. Княжич Ледней преклонил колени, протянул меч. Эдвин дернул узелок – и бронзовая лента упала на землю. Фалька схватили за плечи, подняли. Меч оказался в руках коннетабля и тут же исчез, переданный кому-то. Громко ударили барабаны, и почти мгновенно приглушили звук. Княжича развернули к строю, коннетабль взмахнул ножом, срезая бронзовые аксельбанты.

Все случилось очень быстро. Фальк остался стоять один, прикрывая разрез на мундире ладонью. Потом как что-то сломалось в нем, и княжич зарыдал. Это было так мучительно-противно, что Темка закрыл глаза.

Король мог произнести слово милости, даже барабаны стали почти неслышны в ожидании решения Эдвина. Темка взглянул на раскачивающегося Фалька, повернулся к Марку – у того натянулась кожа на скулах, заострился взгляд. Махнул рукой коннетабль – и с силой опустились палочки на барабаны! Темка вздрогнул. Все.

К пленнику шагнули конвоиры. Теперь шпага лейтенанта покоилась в ножнах – Фальк больше не княжич. Повели. Вниз, в город, на торговую площадь. Там с самого рассвета стоял у позорного столба бывший князь Артур Шадин, без меча, в мундире со споротыми шевронами.

Качнулось рядом плечо Марка. Нужно идти.

* * *

Спокойно. Словно мятежников устрашила казнь, и они затаились. Тихо. Даже кузнечиков стало слышно. Стрекочут, как до войны. Забавно, когда-то Темка рвался в бой, а теперь рад этой тишине, полю с проплешинами клевера, солнцу – уже соскользнувшему с зенита, но еще не упавшему к горизонту. Княжич спешился; пошел, путаясь в высокой траве и распугивая насекомых – зелеными пулями они разлетались из-под ног… Нет, не пулями! Просто – кузнечики. Хорошо, что король со свитой выехал из баронского замка и остановился в деревушке много южнее. Темке не нравился город, на площади которого остался стоять помост с потемневшими досками.

Княжич добрел до окопов – когда наступали, много тут королевских солдат полегло, вон, дальше к опушке – могилы. Карь потянулся к клеверу, мотнул головой, останавливая хозяина. Темка послушно замедлил шаг. Эх, остаться бы тут подольше! Отойти в сторону от окопов, завалиться в траву и слушать кузнечиков. Смотреть, как плывут по небу облака. Вон то, западнее, похоже на толстого поросенка. Рядом с ним вытянулось плоское, как блюдо. Темка хмыкнул: да уж, ассоциации у него. Впрочем, ветер подмял поросенка, унес его в сторону, и теперь он больше походит на пушку с непомерно большими колесами на лафете. Княжич остановился, прищурился на солнце. Торопиться некуда, приказ отвез, и Эдвин разрешил вечером быть свободным. Если что, Александер знает, где найти порученца.

Темка расстегнул пуговицу у горла. Как же спокойно тут. Стрекочут кузнечики, пригревает солнце. Карь общипывает головки клевера. Хочется забыть о мятеже, снять жаркий мундир и в одной рубахе отправиться с Дегой к реке… только нет больше любимой кобылки. Темка потянул за повод, заставил Каря поднять морду. Показалось, конь глянул с укором. Но разве княжич виноват, что не может забыть убитую Дегу? Словно оправдываясь, Темка погладил темную морду, согнал бродившую по белому пятнышку муху.

– Пойдем!

Садиться верхом не стал, до деревни уже близко. Карь явно раздумывал, что предпочесть: сочные полевые травы или сено в стойле? Хозяин был настойчив, и вопрос решился в пользу домашнего уюта.