– Покажи горло.
Руки безвольно упали по швам. Марк чувствовал себя куклой, вытащенной из-под копыт боевого коня.
– Твоя жизнь принадлежит мне, запомни это. – Теперь в голосе князя не было ни насмешки, ни угрозы. Просто – власть. Абсолютная. – Теперь ты понял, что у ублюдка нет чести?
…Морозный воздух конюшни и обжигающий удар кнута. Ворсистая веревка на горле.
– Да, мой князь.
Через неделю на обоз, идущий из замка князя Кроха, напали разбойники. Немногочисленную охрану и крестьян перебили, телеги и лошадей угнали. По странному стечению обстоятельств погибли все, кто мог что-то знать о порке. И глухонемой Осип, и его помощник, и старая нянечка, выходившая Марка. Даже личный лекарь князя – Крох сам предложил ему съездить в город и щедро снабдил деньгами. Наверное, и для других нашлась причина оказаться в этом обозе.
Когда Марк узнал, его бросило в жар, опалило спину болью. Маме лучше не возвращаться с Соленого озера.
Весна наступила в положенное время, и вряд ли кто заметил, что в замке что-то изменилось. Марк понимал: отец – Матерь-заступница, да привыкни уже, не отец он! – опасается посторонних. Внешне все должно оставаться безупречным, а чтобы избежать проблем, лучше и не менять уклад жизни. А что княжичу в тягость, например, вот такие обеды – оно и к лучшему. Должен знать свое место!
Сидят друг напротив друга в огромном зале. Солнце из узких высоких окон светит Марку в спину, падает на противоположную стену. Ползут лучи по головам вепрей, оленей и медведей. Вспыхивают огоньки на острых гранях старинного оружия. Ярче становятся побывавшие в боях штандарты. Марк знает каждый предмет, с закрытыми глазами опишет гравировку на любом из четырех мечей, повторит названия всех лесов, где были добыты охотничьи трофеи. Когда-то отец радовался жадным вопросам княжича, рассказывал не торопясь, снимал со стены доспехи и давал примерить. Сейчас Марк не то что коснуться, взглянуть на штандарты не смеет.
Подернулся пленкой жира остывший суп. Какой бесконечный обед! Если бы не тиканье, Марк бы решил, что напольные часы остановились. Заговорит ли сегодня князь? Да или нет? Создатель!
Старая охотничья сука развалилась в солнечном пятне, щурится на горящий в камине огонь. Потускневшая с годами шкура иногда подергивается. Собака поворачивает голову, смотрит на княжича. В слезящихся глазах – недоумение. Когда-то мальчик и пес были друзьями. После обеда Марк часто растягивался рядом, прижимаясь к теплому боку. Голос большого хозяина и дыхание маленького – те столпы, на которых держался покой собаки. Сука не может понять – что же произошло с таким привычным, устойчивым миром? Пожалуй, только она слезящимися от старости глазами видела то, чего не замечали люди.
Князь отставил кубок на середину стола. Марк поднялся, стараясь не встречаться взглядом с псом. Пошел к двери. Матерь-заступница, пусть князь промолчит! Медная ручка легла в ладонь.
– Стой, – негромкий голос ударил в спину.
Княжич медленно повернулся.
– Скажи, кто ты.
Марк уставился невидящими глазами в окно. Захрипели, ожили часы, отбили два удара. Дождался, когда гул стих и четко, выговаривая каждый звук, произнес:
– Я ублюдок. У меня нет чести.
Князь молчал. Двинуться с места без его разрешения нельзя.
Проскрежетал по полу стул, прозвучали тяжелые шаги. Пальцы ухватили за подбородок, повернули голову, запрокинули. В светлых княжеских глазах нет гнева, только пристальное внимание: до конца ли покорен байстрюк?
Да.
Марк сам понимает это. Князь, удовлетворенный, отпустил.
– Через месяц мы едем к Торнам.
Что?!
– «Мы»?
– Ты стал плохо слышать? Да, мы. Ты и я.
Ужас тронул когтистой лапой рубцы на спине. Если Темка узнает… Если князь там заставит…
– Зачем я там?
– Потому что я так хочу.
– Пожалуйста, не надо!
Это невозможно – увидеть Темку сейчас.
В глазах князя облизывается сытое удовлетворение. Марк опустил голову: отец слишком хорошо его знает. Он специально везет его к Торнам.
– Ты же не хочешь, чтобы твой дружок догадался. Не так ли, ублюдок?
Марк стиснул кулаки, ногти больно врезались в ладони:
– Ты тоже этого не хочешь!
– Княжич Торн благородных кровей, отлично воспитан. С такого достаточно взять слово – и никто больше не узнает. Да и разве ему захочется копаться в этой грязи, пересказывать такие мерзости? Впрочем, всегда есть и другой выход. Помнишь тот обоз, зимой? На тебе смертушки висят.
Марк снова уставился в окно. Показалось: облака стали багровыми.
Дорога. Раньше Марк любил путешествовать. Что могло быть интереснее, чем ехать с отцом по незнакомым трактам, останавливаться в замках его друзей, слушать взрослые разговоры? Разве может сравниться ужин на привале с чопорным обедом? И сны – совсем другие сны, когда вместо постели – пахучие сосновые лапы.
Так было раньше.
Князь Крох никогда ничего не делает просто так. Марк лежал у затухающего костра, положив руки под голову; уставился в небо и повторял про себя эту фразу. Зачем отец потащил его с собой? Доломать? Марк запустил пальцы в лежанку из лапника, судорожно сжал. Треснула веточка. Он его и так уже сломал, куда больше. Унизить лишний раз? Похоже, но слишком мелкая причина, можно найти и не такой затратный способ. Тогда зачем? Марк оторвал хвоинку, сунул между зубами. Пожалуй, есть только один вариант – испытание. Если Марк выдержит три дня в Торнхэле, значит, выдержит и что-то другое. Шакал побери, знать бы еще – что именно. Наверняка какие-то планы у князя есть, иначе тело Марка давно бы валялось в каком-нибудь тайном закутке подвала. Именно ради этих планов князь делает вид, что ничего не произошло. Марк будет подыгрывать ему, лишь бы правду не узнал Темка. Княжич сплюнул – разгрызенная хвоинка горчила. Да, Марк будет послушной куклой.